Сказка о толерантности.

Толерантность. В переводе – терпимость.
Как много в слове сём слилось, как много в нём переплелось.
Итак, что же означает сие слово, вызывающее, в последнее время, столь много толков и пересудов?  Смысловое его значение и степень понимания.

Летний полдень. Опушка леса. Ягоды, грибочки и прочие прелести дикой природы.
На пенёчке сидит  Зайка, наслаждаясь теплом и покоем. Вдруг, резкий тычок сметает Зайку  с пенька прямо мордочкой в колючую травку. На месте, где за минуту до этого нежилось безобидное создание, нарисовалась рыжая наглая морда. Лисонька.
Лето, как-никак. Опушка. Ягоды, грибочки и прочие прелести.
-“Кыш, ушастый. А то хвост откушу. Мой пенёк, моя полянка и терпеть тебя здесь я буду только до тех пор, пока не проголодалась. То есть, ближайшие две минуты. Так что, лапы в лапы и вперёд. ”
Что Заиньке делать? Только бежать. Пока цел. И рванул он с той поляночки так, что только пятки засверкали. Бежит, а сам сопли и слёзы от обиды глотает. И вдруг, – пумс! Врезался во что-то большое, мягкое и шерстяное. Поднимает глаза – батюшки! Ну на тебе! Из огня да в полымя! Михайло Потапыч! Собственной персоной!
Всё! Замер зайка, глазки закрыл, с Белым светом прощается! Чувствует, отделяется душа от тела.
А это Михайло Потапыч, отловил оглашенного, за шкирку поднял и с интересом за реакцией наблюдает. Ждёт, когда Заинька глазки откроет и шебуршиться начнёт.
Решил Заинька последний взгляд на родной лес бросить. Проститься перед смертью. Смотрит, и глазам не верит, Михайло то улыбается. Ласково так. И голову откручивать не собирается. Тут надежда серенького и посетила. Думает, точно сыт. Есть не будет. Только щелобан даст.
-“Слышь, ты, косой, ой, миль пардон, Заинька, – ты меня не бойся. Я теперячи другой стал. Я – толерантный. Есть тебя не буду. Да и обижать тоже. Все вы, твари лесные, тоже жить хочите. Я теперь малинкой да и рябинкой сыт. Правда кишки марш играют, так то с непривычки.
А ты, чего такой смурной? Вот и сопляк по щеке размазал. Обидел что ли кто?”
Ах, как всколыхнулась Заинькина душенька! Всё гонения да обиды! А вот поди ты, в лес толерантность пришла, и никто иной, а сам Михайло Потапыч её представитель! Ай и заживет он теперь! И солнышко по другому светить стало. И ягоды, грибочки и прочие прелести ну во всей красе развернулись!
-“Михайло Потапыч! Нет в нашем лесу терпимости, то бишь толерантности. Обижают меня все, кто ни попадя! Вот Лиса пенделя отпустила, с пенька прогнала! Съесть грозилась!”
-“М-да. Ну пойдём, что-ли. Объясним ей про терпимость.”
Идут двое. Вернее один идёт, а другой у него на лапах примостился. Жизнью наслаждается. Вышлю на опушку. Ягоды, грибочки, прочие прелести. Солнышко ласковое мех искрит на наглой рыжей морде. Глаза закрыты. Наслаждается. Тоже ведь – тварь Божия.
-” Кхм… – запустил пробный шар Михайло в приоткрывшийся хитрый глаз, как бы приглашая к разговору, – Ты чего это… Кос… Тьфу. Заиньку то обижаешь. Про толерантность не слыхала?”
-“Ну, и?”
-” Чего, ну,  то. Про толерантность знаешь, тебя спрашиваю? Так вот. Я ейный представитель. Мы теперь все мирно жить будем. По принципу терпимости. Я тебя терпеть буду, ты – кос… Тьфу. Заиньку. Будем, щас, все вместе на  солнышке греться. Подвинься!”
Что Лисоньке делать? Против медведя не попрёшь. Себе дороже. Потерплю, думает. Потолерантничаю. Авось не убудет. Да и есть, пока, не особо хочется.
Вот сидят они на пеньке попа к попе. Греются. Солнышком наслаждаются. Терпимость демонстрируют. Тут, в голове у Заиньке мысль завелась. Раньше мысли мимо проскакивали, поскольку не до них было, бегал много. Шкуру спасал. А тут, не к добру, завелась. И серого, нашего, заводить начала. Так и свербит настырная.
-“Это что ж. Я столько терпел. Щелобанов да пенделей вынес. Унижений немеряно, а этой наглой рыжей морде ничего? Сидит, щурится на солнышко да исподволь на меня так нехорошо поглядывает. Ну, уйдёт Михайло, а дальше то что? Опять уносить ноги? Не написана на этой наглой рыжей морде толерантность. Ох, не написана!.”
И решил Зайка, на всякий случай, Лисоньке острастку сделать. Что б про терпимость не забывала.
-“Слышите ли Вы, многоуважаемый Михайло Потапыч, как Лиса потихоньку над Вами издевается? Шепчет в сторонку, что больно уж у Вас зад пахуч. Вон и Белке об этом нашептала! Я всё видел!”
-“Цыть, Заинька! Терпимость, она всему голова!”
А Заяц не унимается! То лиса ему язык показала, то за хвост дернула, то медведю рожки поставила. Услыхала всё это лиса, дар речи от зайцевой подлости потеряла. Наглость с рыжей морды с перепугу в кусты рванула. Хотела Лисонька вслед за ней броситься, да не успела!
Как размахнулся Михайло Потапыч! Да как вдарил, по испуганной рыжей морде! Только искры из глаз посыпались, да полёт неземной в дальние кусты произошёл!
Поднялась Лисонька, слёзы сглотнула, и в бега!
Посмотрел Михайло вслед рыжему хвосту, злость с него спала. Совестно. Нехорошо он поступил. Не толерантно. Слово своё он нарушил. Авторитет потерял.
А Заиньке весело! Нет бы тут, мысли той шальной, сказать до свидания, да и по своим делам рвануть, от греха подальше, а она в раж вошла! А с ней вместе и серый не унимается. Злорадствует! Куражится! Дурачишка.
Потемнело тут в глазах у Михайлы! Опомнился, а поздно. Лишь липкий комочек шерсти на пенёчке от Заиньки остался.
Вот такая в том лесу история с толерантностью приключилась.